63 года, врач-педиатр, Детская городская поликлиника №99, Москва
Это не просто хороший врач. И не просто один из лучших врачей, к которым мне доводилось обращаться. Это – один из лучших людей. Был. Заразился – умер. Как доктор Дымов полторы сотни лет назад.
Обыкновенный детский доктор из обыкновенной детской районной поликлиники на Алексеевской. Первая линия обороны. За ними – заградотряд. Доктор Джамаль. Хейралла Джамаль Мухаммед. Он почти с рождения вел нашу дочь. Обращались нечасто – прививки, ОРВИ, ничего из ряда вон… Но он всегда здоровался с нами при случайных встречах на улице все последующие годы. И всегда – широко-широко улыбаясь, счастливо улыбаясь. Каждому. Каждый раз. Поверить невозможно, плачем, и я, и Дима.
Не писала на эту тему. Не писала, чтобы, во-первых, не нагнетать, во-вторых, не разжигать бессмысленных дебатов. Спорить с кем-то – вообще одно из самых бессмысленных и безрезультативных занятий. Но все равно в день случается по несколько диалогов об этом, дальше – больше. Ухожу от темы – нет, собеседники пытаются вернуть, особенно те, кто «не верю». Чтобы, видимо, поспорить. Спорить по-прежнему не буду, просто выслушаю, если это бывает так надо, я так обычно всю жизнь и делаю.
Друзья и знакомые разделились на два лагеря, те, кто столкнулся и живет теперь в изменившейся реальности, и те, кто «не верю», «политические игры», «тотальный контроль» и прочие «рептилоиды».
Я тоже не верю. Не верю, что тех, кого не стало за эти дни – не абстрактных, из статистики, а тех, кого знала…. знаю… нет, получается – знала… не верю, что их нет. Не выходит пока. Как сказал мне один мудрый человек, потерявший друга на этой войне – ощущение несчастного случая. Так и есть. Только потерю от несчастного случая принимаешь хотя бы как факт. А сейчас… мозг уверен, что, когда всё закончится, всё вернется на свои места и они опять будут. Потому, что – куда они могли вдруг исчезнуть ни с того ни с сего? Весной 2020-го… в современном мегаполисе… за 10-12 дней от появления первых симптомов… молодые, полные жизни… Бред.
Про «не верю», про «сейчас и при геморрое пишут – кавид» и проч.- понимаю, в институте проходили, человек – такой человек. Как говорил герой Баниониса в «Берегись автомобиля», каждый во что-то верит, кто-то – в есть, кто-то – в нет. Но мне было все равно, какое слово написано в диагнозе моих детей, когда они лежали пластом, старший – в серьезной лихорадке, младшей полтора года, средняя для меня почти 30 лет больше, чем я сама. И я горжусь ими, принципиально безвылазно отсиживающими положенный срок только потому, что есть, пусть мизерная, призрачная, мифическая для кого-то вероятность наградить таким сомнительным подарком еще какую-то семью.
От большей ответственности и аккуратности никому еще хуже не было. Берегите себя. Хотя бы на всякий случай. И я стараюсь. Нет, я не боюсь раскашляться, не боюсь полежать 2 дня с температурой. Но я помню, что от моего здоровья и моей жизни зависят дорогие мне люди, и я обязана стоять на ногах. Мы все обязаны – ради близких – от тех, кто просто сильно переживает, когда мы кашляем, до тех, кто сам выживает потому, что – на наших плечах. Мы обязаны стоять на ногах.
Я похолодела тогда, когда узнала, что дети заболели, пусть – да, чересчур испугалась тогда, хорошо, если чересчур, но это невозможно контролировать, я – мама, бабушка, теща. И мне было страшно всерьез. Мне и теперь неспокойно, когда у детей почти все улеглось.
И мне так больно терять. Мне больно вне зависимости от того, кто во что верит.
Светлая память…