Медсестра, лаборантка, Народная артистка СССР Элина Авраамовна Быстрицкая, 91 год. Москва
Как только началась война, тринадцатилетняя Элина сразу же бросилась записываться в добровольцы. Её не пустили даже за КПП. Тогда она пустилась на хитрость. Пролезла в знакомую дырку в заборе и явилась прямо к комиссару части. К счастью, командир оказался мудрым мужчиной, определил её санитаркой в госпиталь. Элина читала и писала солдатам письма, читала газеты, бегала по мелким поручениям, в общем помогала, как могла.
Она состояла при госпитале, где работал её отец. В 14 лет девочка поступает на курсы медсестер, и в дальнейшем она служила уже как медсестра, а потом и как лаборантка.
Лучше её никто не брал кровь из вены, и не делал уколы. Девушка очень гордилась своим умением.
Она вспоминала, что самым страшным на войне была смерть у неё на глазах, запах крови, который преследовал её долгие годы и голод.
Всю войну, до 1944 года Элина Быстрицкая провела в передвижных сортировочных эвакогоспиталях. Она принимала участие в приемке раненых, научилась не терять сознания при виде ран и оторванных конечностей.
Самое страшное воспоминание о войне у актрисы: разбомбленный эшелон, а на снегу много-много писем-конвертов с фронта. Всех, кто видел эту картину, охватил ужас. Каждый подумал, что его письма могли не дойти до адресата. А ведь весточка с фронта, значит, что ты жив. Элина с детской непосредственностью или надеждой на лучшее, сала успокаивать раненых: «Не волнуйтесь, все письма соберут, и отправят по адресам». А у самой в голове мысль «может так и моего папы письма не дошли».
“Наши грузовики ехали по дорогам мимо сел и горящих полей. Неубранный хлеб сжигали, чтобы ничего не досталось врагу. А урожай в то лето выдался богатый… Низко стелился дым, пламя катилось по полям, и казалось, это сгорает наша прежняя жизнь.
Чтобы проскочить через пожарища, мы поливали брезент кузова водой. Это был ужас, и не верилось, что нам удастся выбраться из огненной западни. Первую ночь мы провели в сарае вместе с кроликами. Радовались, что над головой была крыша
.
Мы ехали через Сумы. Карты не было, дорогу спрашивали у местных жителей, один раз нам ее неправильно показали, и мы едва не попали к немцам. Обстановка сложилась такая, что невозможно было понять, где враги, а где наши.
Все-таки добрались до Готни, и там был развернут наш госпиталь. Не успели принять раненых, как нас отправили дальше. Фронтовики помнят, что тогда творилось под Харьковом и на Северском Донце: наши войска наступали, отступали и в конце концов попали в окружение, которое позже получило название «харьковской мясорубки». Наших бойцов и командиров полегло там несчитанное количество.
И тем не менее наш госпиталь сумел пробиться. Какой-то военный начальник, спасая раненых и врачей, своевременно отдал милосердный приказ покинуть Готню. Мы видели, как из отступавших красноармейцев наспех формировались части и им отдавался приказ стоять насмерть. Они и стояли, пока не погибали…
Что из себя представлял наш эшелон? Товарные вагоны-теплушки, двери отодвигаются в две стороны, и по обе стороны в два «этажа» стоят нары, сколоченные из широких толстых досок. Я помню, что мы были на втором «этаже». Рядом с нами оказалась доктор Шульга, беременная, животик у нее был уже достаточно большой. А внизу — доктор Быховский. Вагон забили до отказа, я даже не знаю, сколько нас в него затолкали.
Туалета в теплушке, конечно, не было. Приспособили горшки, кастрюли и отгородили уголок ширмой. Вначале смущались, но вскоре привыкли. Вот так мы и ехали…
Самые жуткие воспоминания — бомбежки. Никогда не знаешь, не можешь предугадать, что будет в следующий момент. И не всегда удавалось выскочить из теплушки…
Через некоторое время врачи сказали, что нас направляют под Сталинград, где шли кровопролитные бои. Нас бомбили почти каждый день — большие красные медицинские кресты на крышах не спасали. Я помню одну страшно жестокую бомбежку. Как только появились вражеские самолеты, раздалась команда: «Всем из вагонов!» Я побежала вместе со всеми в степь и оттуда видела, как самолеты бомбили и расстреливали беззащитный санитарный поезд. Вагоны горели, взрывы бомб сбрасывали их с рельсов… Не приведи Господи!
Нам помогли железнодорожники и подоспевшие на помощь бойцы какой-то части — собрали уцелевшие вагоны в подобие эшелона. Погибших (25 человек) сложили на крыши вагонов. Командование распорядилось отправить нас в ближний тыл на переформирование. Госпиталю сменили номер: был 1954, стал 3261. Отец принял решение, повергшее нас с мамой в шок: он попросился добровольцем под Сталинград. Собирая вещмешок, он говорил: «Я скоро вернусь!» А мы думали, что больше никогда не увидим его”.
Из книги Элины Быстрицкой “ВСТРЕЧИ ПОД ЗВЕЗДОЙ НАДЕЖДЫ”